В самом начале семидесятых в Нескучном саду бушевал огромный блошиный рынок, где можно было купить все — старинные книги, часы, радиоприемники, посуду, и многое другое. Продавщица букинистического магазина на улице Качалова Рита Максимова, сказала мне: «У нас книг по автомобильной тематике очень мало, мы их не берем, их совсем не покупают, а вы поезжайте в Нескучный сад, там по субботам и воскресеньям торгуют всякой всячиной и очень много технических книг.

Я вышел из метро и увидел, что весь лесистый берег Москва-реки до самого парка культуры, кишел многочисленными ширамыжниками, разложившими на картонках, листах фанеры, клеенках всевозможное барахло. Я целый час толкался среди продавцов хлама, но ничего интересного для себя не нашел, и уже собирался уходить, когда ко мне подошел бородатый высокий человек в очках, взор которого был устремлен куда-то в небо, и сказал что у него имеется автомобильная литература. Он полез в изношенный портфель весь перемазанный грязью и вытащил из него два американских автомобильных каталога: раскладку на Бьюик 1967 года и великолепно сохранившийся 16-страничный буклет на Студебекер 1939 года. Бьюик у меня был и более полный, а вот Студебекер 1939 года — это вещь, подумал я про себя. Я спросил: «А сколько Вы хотите за эти каталоги?» Человек снова посмотрел куда-то в небо, поправил очки и промолвил: «Дайте я их прочувствую». Он послюнявил указательный палец и начал неспешно перелистывать «Студебекер», потом разложил «бьюиковский фолдаут» и вымолвил — за Студебекер 5 рублей, за Бьюик 3 рубля. Такие деньги в 1972 году были большими, слово инфляция было для советского человека неизвестно, а на восемь рублей, можно было питаться, целую неделю. А он просил такие деньги за никому не нужные бумажки. Однако, Студебекер мне понравился и я отдал 5 рублей. Я хотел взять и фолдаут для обмена, и предложил 50 копеек сказав что у меня уже такой есть.

Человек возмутился: «Послушайте! Это не логично предлагать мне такие деньги за вещь, которая у Вас уже есть. Если Вы предложите мне очень редкую почтовую марку, а я Вам заплачу только половину, потому что она у меня есть, разве Вы ее отдадите?» Я понял, что спорить с ним бесполезно и поинтересовался нет ли у него еще каталогов, он сказал, что очень много и если я хочу — то он может принести мне их в следующую субботу, если я приду к 12 часам дня. Дома я рассмотрел Студебекер. Это была полная брошюра на все модели, и несмотря на свои тридцать пять лет великолепно сохранившаяся. На обложке стоял штамп: «Техническая библиотека иностранных каталогов», я даже не знал, что такая существовала. Но вдруг у меня испортилось настроение, наверняка, эти каталоги списали и выбросили, он подобрал и впарил мне. Я еще раз полистал каталог, и мое настроение снова поднялось. Уж очень, как бы сказал художник Виталий Орлов, он «вкусно» сделан. Советские деньги я всегда считал говном, единственное, что на них можно было купить это бутылку водки или пива, но интереса к таким напиткам я никогда не питал.

В четверг я получил стипендию и теперь ждал новой встречи с человеком, который назвался Юрий Николаевич. В субботу я приехал в Нескучный сад к одиннадцати, но ровно в двенадцать появился мой новый знакомый. На этот раз он снова меня очень обрадовал. Я купил у него за 10 рублей полный каталог на автомобили Крайслер-Эрфлоу 1934 года, который тоже был из библиотеки иностранных каталогов. Так и пошло. Позднее на «толкучку» в Нескучном саду начали делать «наезды» менты. Поэтому теперь мы встречались, у метро Академическая. Юрий Николаевич жил от этой станции в трех минутах ходьбы.

Юрий Николаевич Ерохин родился в 1930 году в десяти верстах от Коломны, в деревне Черкизово — не путать со знаменитым Черкизоном. Деревень с таким названием в России великое множество. Его отец был зажиточным крестьянином и не хотел вступать в колхоз. Однажды вечером в дом вломились то ли бандиты, то ли комсомольские активисты, схватили в сенях остро-заточенный топор и ударили Николая по голове, он успокоился сразу, но активисты стали отрубать ноги и руки, двухлетний Юра стоял как вкопанный, не плакал и не кричал, но с того момента его психика начала понемногу давать сбой. Через год после этого умерла его мать и он рос на попечении двоюродной тети, а его другом был сын местного священника Дима Брысаев. Характер у отца Димы был покладистый, и он умел ладить и с прихожанами и с коммунистами. Потому-то семейству удалось сохранить приход до самых 70 годов, он существует и сегодня. Великолепно восстановленная церковь горделиво возвышается на крутом берегу Оки.

Юра, как и многое люди со сдвинутой психикой, был способным, хорошо закончил местную школу, затем поехал учиться в Москву. Окончив, Первый медицинский институт по профессии акушерство и гинекология, он довольно успешно работал в местной больнице, ему выделили просторный дом рядом с церковью Дмитрия Брысаева. Но в начале шестидесятых умерла его другая тетя, жившая в послевоенном доме на Академической улице. Юрий Николаевич переехал в Москву и устроился на работу в одну из московских больниц. В один прекрасный момент он понял, что Сеченова или Склифосовского из него все равно не получится, и сделался мелким спекулянтом.

Вскоре квартира тети начала заполняться книгами, иконами антикварными часами и прочей утварью. В это время в автомобильном комиссионном на Бакунинской улице, начались ликвидные распродажи новых запасных частей к автомобилям ЕМВ, немецкого производства, которые партиями поставлялись в СССР. Они с началом производства советских автомобилей перестали пользоваться спросом. Юрий Николаевич скупал партиями новые диски, крылья, моторы. Он свозил все это на своей двухдверной 321 БМВ, только с одним водительским сиденьем: что в тетину двухкомнатную квартиру, а что в свой дом в деревне Черкизово. Однажды его остановил ГАИст и поинтересовался документами, которые были в порядке, но почему в машине только одно водительское сиденье. На это Ерохин ответил: «Чтобы не брать пассажиров и не халтурить». Инспектор был очень доволен.

Теперь его жизнь текла по особому, руслу. Он спал целыми днями, просыпался в 5 вечера, шел в ближайшую от его дома столовую, просовывался в раздаточную и говорил: «Девушка, налей божьему человеку половник щей». Она с радостью наливала. Он садился за стол в зале, брал черный хлеб, намазывал его горчицей. В советские времена и хлеб и горчица в общепите были бесплатными. И выхлебывал всю тарелку... Затем заводил свою БМВ и ехал по комиссионным и книжным магазинам, скупать антиквариат. Его интересы были многообразными: от церковных книг до фашистских знаков отличия. Особой его любовью были трофейные немецкие радиоприемники и радиолы. Однако, всеобщую известность он получил как самый «богатый» торговец «БМВ-шными» деталями. У него в ванной стоял очень редкий двигатель от БМВ-328, с тремя карбюраторами Солекс.

Было непонятно где же он мылся. Любую вещь он с удовольствием продавал, любому кто хотел купить, только любил повторять «Дайте прочувствовать...» Это стало у него навязчивой фразой. Он возвращался домой в первом часу ночи и начинал ловить по трофейному «Телефункину» вражеские голоса. Затем под самое утро ложился спать на единственный диван, пробираясь на него с большим трудом, так как все пространство в квартире было завалено накрытыми целлофаном книгами, иконами, картинами. В субботу и воскресенье он садился на БМВ, выруливал на Рязанское шоссе и ехал на грандиозную «толкучку» в лесу под подмосковным городом Бронницы. Там на двух гектарах лесной полянки лежали всяческие ценности, которых купить в советских магазинах было невозможно.


Жизнь у него была великолепная — доходов от спекуляции в месяц натекало никак не менее 400 рублей. Однажды местные старушки сообщили в милицию, о странном человеке, живущем в 62-й квартире на первом этаже, окна которой были окантованы прочными решетками. К нему пришли и спросили: «Почему не работаешь?» Он ответил: «А я сумашедший». «Дорогой, — ответил участковый, — что же ты нам раньше не сказал, мы бы тебя и не трогали». Была еще одна мифическая угроза, присутствующее в его мозгу имя его тезки — председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. «Юра Андропов постоянно следит за мной» — часто повторял он. Однако истинная опасность для него исходила не от советских компетентных органов, а от его «друзей-покупателей». С лёгкой руки одного из них, Виктора Сутула, к нему прочно приклеилась кликуха «Гобсек».

Погожими летними вечерами Юрий Николаевич любил пешие прогулки по букинистическим магазинам, он любовался церквями и старинной архитектурой. Однажды он шел из букинистического магазина на улице Качалова и перед самой улицей Воровского увидел перемазанного человека в очках с бородой, который возился с каким-то старым рыдваном. Это был Александр Николаевич Замотин — его молодой двойник. Они быстро поняли друг друга. Оба были жертвами коммунистического режима. У Саши Замотина, дедушку упекли в ГУЛаг, отняли Роллс-Ройс, а бабушку выселили из «Дома Военных», поселили в разваливавшийся домик неподалеку. Оба были тезками по отчеству. Нет, они не стали предводителями диссидентского движения, не собирались распространять антисоветские листовки, или совершать покушение на Леонида Ильича. Они просто нашли себя, правда не по «советскому сценарию». Юрий Николаевич предложил Шурику покрышки на 17 дюймов для его Бьюика, и он отдал за них старинные часы, которые выпросил у неподалеку живущей старушки, вдовы полковника МГБ. Саша Замотин очень хорошо, в отличие от Юрия Николаевича, разбирался в автомобилях, он вполне успешно окончил МАДИ, но ничего не понимал в антиквариате. У Юрия Николаевича разгорелись глаза — часы стоили кусок, и он получил их за две старые рваные покрышки, которые подобрал на развалинах снесенного гаража. Так в самом начале знакомства Гобсек одурачил своего нового «друга». Затем Шурик взял реванш.

У Юрия Николаевича, помимо ездовой БМВ, была еще одна полностью комплектная, но требовавшая реставрации БМВ-309. И он предложил Шурику дело. «Ты делаешь эту машину, продаешь ее, двадцать тысяч мне, а остальное пополам». Дело было в конце семидесятых, тогда такие деньги стоил только Мерседес «Эс»-класса, и то последней модели, поэтому столько просить за трофейную БМВ мог только шутник или умалишенный. БМВ стоила максимум полтора куска. Тем не менее, Шурик с радостью согласился. Он позаимствовал у своего соседа-инвалида ВОВ его новый, только что полученный от органа соцобеспечения, Запорожец 966 модели и они поехали в деревню Черкизово, где у священника Брысаева хранилась БМВ-309. Когда Дмитрий увидел Замотина, он кинулся его обнимать: «Юра как ты помолодел!» Но здесь появился Юрий Николаевич, и все встало на свои места. Шурик поставил новый аккумулятор, поковырялся в трамблере, залил свежее масло, и мотор тихо заурчал. Они отправились в Москву.

Замотин привел БМВ-309 в ходовое состояние, снялся на ней, в нескольких Мосфильмовских кинокартинах про войну и про бомбежку, затем позвонил Юрию Николаевичу: «Сегодня ночью машину угнали от моего подъезда». Гобсек завел 321-ю и помчался на «Воровскую» улицу, и уже хотел достать из-под сиденья монтировку, когда увидел, что дома в котором жили Замотины, как не бывало. Дело в том, что Москва в то время активно строилась и ветхие строения сносили, Так поступили и с деревянным домом в самом начале улицы Воровского. А Замотиным, дали новую квартиру, не где-нибудь на улице Качалова, где обитали Суслов, Микоян и другие советские номенклатурные работники, а в... Орехово-Борисово, зато трехкомнатную на восьмом этаже и с балконом. Юрий Николаевич его адреса в новом месте не знал.

Однажды во время Олимпиады, Юрий Николаевич, как всегда, поехал навестить Дмитрия Брысаева и заночевал у него. Когда он вернулся в Москву, открыл дверь своей квартиры, перед ним предстала ужасная картина, все книги и иконы были перевернуты вверх дном, золото и камни из шкатулки исчезли, а на диване лежала тяжелая свинцовая дубина, а под ней надпись: «Пожалуешься, получишь ей по черепу». Когда он пришел в себя и сделал ревизию похищенного, то оказалось, что ему нанесли ущерб по крайней мере на 40 000 рублей.

Время шло, престарелый генсек Брежнев успокоился навеки, а за ним последовал и Черненко. Власть в стране перешла к руководителю КГБ Юрию Андропову, начались зачистки. Опасения Юрия Николаевича сбылись, правда, не без помощи «друга-клиента» Виктора Сутулы. Сутула никак не мог простить Ерохину, что тот не хочет уступить ему трофейный «Филипс» меньше чем за сто рублей. «Он, как Гитлер, — любил повторять Витя Хохол — сказал сто рублей и все». Однажды Виктор Сутула приобрел у Ерохина динамик, а он оказался рваный. Он потребовал назад деньги, но Юрий Николаевич невозмутимо ответил: «Ты его заклеешь, и он будет как новый!» Сутуле пришла в голову дерзкая идея, сообщить «куда надо» о «тунеядце и спекулянте» Ерохине. И он воплотили ее в жизнь. К Гобсеку пришли с полученным от прокурора Гагаринского района ордером на обыск и возбудили уголовное дело. Юрию Николаевичу Ерохину инкриминировалось: хранение боевых патронов, фашистских орденов и медалей, а так же хранение с целью распространения и сбыта журналов и иллюстраций порнографического содержания. По этой статье советского человека, не сажали в Бутырку, а отправляли в психушку.

Гагаринский районный суд, слушавший дело Ерохина в начале 1983 года, принял решение поместить, вышеупомянутого гражданина на принудительное лечение сроком на пять лет, а патроны, ордена и порнографию конфисковать и отправить на склад конфиската. Во времена перестройки, Ерохина выпустили на свободу, его ходовая БМВ-321 была полностью разграблена и сгнила перед подъездом, вещи в квартире разворованы. Однако Юрий Николаевич снова принялся за свое, спекуляцию антиквариатом и запасными частями к трофейным БМВ. Теперь его никто не трогал — он свое отсидел. Одним солнечным весенним днем 2005 года, он как всегда, вышел из своей квартиры на Академической улице и больше его никто не видел. Может быть, его позвал за собой Юра Андропов, а возможно он действительно стал божьим человеком.