Рано или поздно каждый доживёт до поры, когда автомобили, окружающие его, станут историей. Вот и я дожил. Volvo 240, немыслимого цвета — не синего и не сиреневого, однако поразительно гармонирующего с багряными московскими закатами — отмечает 40-летие. В этот день его впервые представили прессе. Чартерным рейсом журналистов доставили из Торсланда в небольшой городок Борленге, где их поджидали новенькие Volvo 244 GL, все как один... оранжевого цвета. В соответствующих оттенках были выдержаны салон и багажное отделение автомобилей. Оранжевый служил на заводе техническим цветом, в него обычно окрашивали полигонные образцы. Признаться, мне никогда не приходилось встречать оранжевую двухсотую Volvo на обычной дороге.

Сан Саныч Пикуленко, когда я сообщил ему о предстоящем юбилее, повел плечами: «Ну и что? Вот 144-я, другое дело, этапная была машина, а двухсотая серия — это же производная от 144-й!»

Так-то оно так. Действительно, шведы умудрились вторично использовать кузов от машины, к тому времени выпускаемой восьмой год. Чтобы затем выпускать его еще 19 лет! Неужели это не достойно внимания? Двухсотой серии суждено было выступать флагманом шведской марки в период, когда крупнейшие рынки теряли из-за энергетического кризиса и из-за наплыва японцев. Двухсотая серия с честью свою задачу выполнила. Это был первый автомобиль марки Volvo с «Мак-Ферсоном» и реечным рулем, и первый, куда шведы установили двигатель V6 и где применили продекларированные незадолго до того принципы комплексной пассивной безопасности. Наконец, за свою долгую конвейерную жизнь двухсотая серия даже примерила передовые методы сборки — на заводе в городе Калмар подвесной конвейер заменили роботизированными платформами, перемещающимися по цеху по командам уложенного в полу индукционного кабеля.

Меж тем, двухсотой серии могло и вовсе не быть. В рамках проекта P1560 вынашивались планы постройки по-настоящему крупной модели с мотором V8 — с прицелом на главный рынок, американский. Посмотрите на прототип VESC — в нем были «зашифрованы» черты будущей серийной модели. По европейским меркам он непомерно велик: 5,52 м! Расчёт был, в общем-то, точный: в 1973 году компании впервые продаст в США машин больше, чем в Швеции — 61042 против 59566. Притом, что и дома дела шли как нельзя лучше. Никогда прежде Volvo не занимала такую долю на рынке — 26,4%.

Однако крохотная скандинавская фея нашептала главе компании Перу Гулленхаммару, и он принял решение с большой моделью повременить, вместо V8 делать V6 (заключив сепаратное соглашение с французами), а за основу принять кузов от серий 140 и 160. Это было, между прочим, одно из первых крупных решений господина Гулленхаммара на посту президента — он заступил на эту должность в 1971 году. Решений, безусловно, счастливых, поскольку 6 октября 1973 года жахнул арабо-израильский конфликт, цены на нефть взлетели, и те компании, что готовили к сезону-1974 машины с V8, почувствовали себя крайне неуютно.

Год 1974-й. Группа «АББА» взорвала конкурс Евровидение песней «Ватерлоо». Заговорили о шведском феномене. Во всём: в музыке, дизайне, семье, автомобилях. Volvo двухсотой серии представал ярким примером данного феномена. Примечательно, что «двухсотка» едва не подорвала веру в один из шведских устоев — высокое качество. Первые образцы удивительно быстро ржавели, салон рассыпался на ходу. Такой вот неприятный подарок к своему 50-летию преподнесла компания. В 1977 году общие объёмы производства сократились с 296800 до 225700 автомобилей. По Швеции пошла гулять шутка «Volvo — самый быстрый в мире трактор». На что Ян Вилсгорд, главный дизайнер компании с 1950 по 1990 год, согласно кивнул: «Ну да, 240-я немножко угловатая и медлительная, как и сами шведы». Разве возразишь? Хотя, 14 апреля 1977 года, в день юбилея компании, увидела свет особая серия Volvo 244DL с табличкой «Volvo 1927 — 1977, Anniversary Car» и подписью Пера Гулленхаммара. Мало какая из европейских марок так отмечала юбилеи — это был американский опыт. «Детские болезни» двухсотой серии к тому времени уже были искоренены и быстро забылись — действительно, как дети забывают, как им вырезали гланды или перенесли ветрянку. А тут еще на Volvo-240 посыпались и призы: британский Don Safety Trophy, всеамериканский American National Environmental Industry Award и отдельно — титул самого чистого автомобиля от Калифорнийского совета по охране воздушных ресурсов. Американская National Highway Traffic Safety Administration отбирает Volvo-244 в качестве образца для формирования перспективного стандарта безопасности.

В нашей стране Volvo двухсотой серии (242-я с двумя дверьми, 244-я — с четырьмя и 245-я — пятидверный универсал) стали олицетворением надёжного, нерушимого достатка. «Вольво» — не «Волга». Не ведали мы, что двухсотая серия приглянулась и Эрику Хонеккеру, и что ГДР, помимо специальных лимузинов для самого Хонеккера и его приближённых, для чиновников помельче закупила напрямую в Калмаре еще 1000 седанов 244DLS 2.1. Притом, что оснащались они экономными четырёхцилиндровыми моторами, внешне выглядели как пафосные шестицилиндровые 264. И берлинский пригород Вандлиц, где квартировала элита ГДР, быстро прозвали «вольвоградом».

В советских руках «двухсотка» представляла хозяина прогрессивно-мыслящим, либерально-в меру-прозападным представителем нового поколения партийных рядов (кавказские торговцы с Центрального рынка все же предпочитали более пафосный Mercedes-Benz). Понятно, что такому автомобилю прямая дорога в классическую литературу. У Василия Аксёнова, в «Скажи изюм» один из выдающихся мастеров четвертого поколения советского фото Андрей Евгеньевич Древесный ездит в серебристом «Вольво» — и даже не сомневаешься, в каком! «Седина на висках и запущенные как раз к покупке «Вольво» усики прелестей ему не убавили, а, напротив, привнесли в гармонию еще дополнительный какой-то («антисоветский», как иногда по пьянке говорили друзья) шарм. 39 000 км на спидометре авто Древесного — очевидно неслучайная деталь, с отсылом к конкретному прообразу. Право, Volvo-240 очень аксёновский автомобиль. Хотя, в руки неверных ленинцев он чаще всего попадал в куда более заезженном состоянии, однако это еще ни о чём не говорило: все знали, что Volvo вечен, как густобровый старец на трибуне. В моей памяти они мирно ужились один с другим.